Обозреватель The Guardian Дэвид Фут в своём материале рассказывает о работе журналиста, отношениях с игроками и менталитете сэра Алекса Фергюсона, приходя к выводу, что времена, когда журналисты получали доступ в раздевалки команд, канули в прошлое…

 

 

Исключительно редко в наши дни спортивным репортерам удается приблизиться к раздевалкам футболистов или крикетистов хотя бы настолько, чтобы можно было уловить исходящие оттуда запахи. Это святая святых игроков, здесь после игры или тренировки они принимают душ и делятся секретами. Наше присутствие здесь категорически нежелательно.

 

Для некоторых спортсменов раздевалка – это место, где они больше всего чувствуют себя как дома. Они плюхаются на скамейки, придирчиво инспектируют свои раны, в том числе и душевные. Часы тратятся на мобильники и на разговоры с агентами. Все это тщательно оберегается от журналистских глаз, в то время как репортёры озабочены единственно тем, как бы заполнить последнюю полосу.

 

Раздевалки – а мы сейчас говорим не просто об "осадном менталитете", взращённом сэром Алексом Фергюсоном – это неусыпно охраняемые пограничные зоны. И такими в век современного спорта, как конвейер поставляющего ежедневно массу банальных и пустяковых сообщений, они и должны быть. На уровне Премьер-лиги, например, значимые для прессы сведения скорее будут включены в тщательно регулируемые официальные сообщения от клуба.

 

Послематчевые конференции – во многом дань цивилизованности и необходимости. Часто они проходят в обстановке лести и низкопоклонства. Исходящая от менеджмента подача информации – это совсем не то, чего хочет каждый журналист и радиорепортёр. Система работает против индивидуальности.

 

Менеджер и спортивный журналист, как бы они не нуждались друг в друге, сохраняют осторожную взаимную привязанность. То же самое и в крикете. Граница между теми, кто играет, и теми, кто о них пишет, временами прочерчена глубоко и явно. Но бывает и так, что она становится размытой. Это происходит тогда, когда у некоторых игроков заводятся скелеты в шкафу, и сотоварищ, который всегда рядом, наносит резкий удар, зловеще сообщая самую малость, но при этом понимая, что она обязательно разрастётся вместе с интересной статьёй в понедельник.

 

Отношения между пишущими и играющими, конечно, очень сильно изменились с тех пор, как я впервые направил свои робкие стопы на этот участок журналистики. Раньше все было доступней. Конечно, случалась взаимная неприязнь, но обиды и недовольство быстро забывались. Мой газетный напарник, ставший впоследствии корреспондентом по боксу, одныжды проявил смелость – качество необходимое – бросил вызов Вильфу Вуллеру. "The Voice of Glamorgan Cricket" выдвинулa возражения против фрагмента, напечатанного о нём в "Mail". Страстный спор перешёл в схватку. Команда "Glamorgan" и коллеги-журналисты были так напуганы, что наконец толкнули дверь секретариата, но взору их предстали лишь пара обрывков газеты на полу.

 

Игроки всегда были особами очень чувствительными. Bсякий обидчив, точно актёры, заявляющие, что никогда не читают рецензий, а сами возмущаются, если кто-то им скажет, что они споткнулись на своём ямбическом пентаметре. Во время одной из моих первых игр (было это в 1950-м, я писал тогда о "Bristol City") я забеспокоился, когда заметил двух игроков команды, которые с агрессивным видом крутились вокруг будки для прессы в течение получаса после финального свистка. Я успокоился лишь когда узнал, что ищут они моего недоброжелателя, чтобы с ним разобраться. Один менеджер "City", Пат Бислей, однажды вышвырнул меня из автобуса команды по дороге на кубковый матч в Йоркшире. Перед этим ему рассказали историю, которую клуб держал в тайне, а я в свою очередь якобы использовал за спиной "Bristol". С тех пор я больше никогда не выбирал в качестве средства передвижения командный автобус.

 

Джимми Сид, с его громогласным голосом и большой сигарой, которая заполняла офис голубой дымкой, взял на себя заботу об Ashton Gate на несколько недель вслед за долгими увещеваниями с "Charlton". Однажды он позволил мне присутствовать на совещании с командой. "City" должны были играть с "Charlton", и он тщательно анализировал положение лондонского клуба. "Сейчас он не может играть… ему не хватает скорости… этот приятель одноногий…". Он закончил свой разбор и предложил задавать вопросы. Эрни Пикок, рыжеголовый защитник с простоватым чувством юмора, заговорил первым. "Если никто из чарльтонских парней не может играть, почему вы так стремились заполучить их?"

 

Такого привелигированного обращения мы никогда не удостаивались, когда дело касалось "Somerset cricket", хотя обмен колкостями по поводу невозможности возвращения Ботхема, Ричардса и Гарнера могли привести к захватывающим разоблачениям. Вив позвал меня в раздевалку "Taunton" в день его 322 против "Warwickshire" спустя довольно долгоe время после того, как его товарищи по команде разошлись по домам. Мы пили шампанское из пластиковых стаканчиков.  Странно, он хотел говорить о религии и карибской политике больше, чем о крикете.

 

Ещё через три года я побывал в раздевалке "Worcestershire", когда Грем Хик забил 405 нот-аутов против "Somerset". Он был подавленным; не огорчился, что у него украли национальный рекорд.  В отличие от подач Ричардса, Хиксу на самом деле просто повезло и в исторический день об этом было нечего сказать.

 

Не часто так бывает.

 

Перевод Натальи Бергер, Sport.ru

 

 

Sport.ru