До соревнований легкоатлетов в Лондоне ещё далеко, да и громких допинговых скандалов пока что не было. Но @Sport.ru всё равно предлагает вспомнить о Бене Джонсоне – человеке, который должен был изменить мир спорта, но прославился совсем иным образом. Если в данной ситуации вообще можно говорить о славе в хорошем смысле…

 

Двадцать пятого сентября 1988 года на первых полосах канадских газет не было места ни политике, ни каким-либо другим сферам социальной жизни. Только спорт. Только человек, который побил мировой рекорд в беге на сто метров. До этого понятия "Канада" и "лёгкая атлетика", по большому-то счёту, были антонимами, да и после этого страна в спорте ассоциировалась разве что с хоккеем, но выступление Бена Джонсона на сеульской Олимпиаде стало сенсацией.

 

В сущности, если придраться к этническим вопросам, то Джонсон – никакой не канадец, а очень даже ямаец. Просто в середине семидесятых на родине рэгги не было даже столь скромных условий для тренировок, в которых выросли позже Асафа Пауэлл, Усейн Болт и прочие звёзды лёгкой атлетики. Да и ехал Бен в Канаду не столько заниматься спортом, сколько получать образование. Встреча с Чарли Фрэнсисом, известным в прошлом спринтером, случилась внезапно – новоявленный наставник канадских бегунов по совету кого-то из коллег заглянул в Университет Йорка, где грыз гранит науки неведомый никому темнокожий паренёк с фантастической скоростью. Эта встреча стала началом долгого и успешного альянса.

 

"По старой русской традиции было принято решение поступить в духе "моя хата с краю" – о результатах анализов не сообщили не только вышестоящему начальству, но и самому спортсмену"

 

Но тогда же и началось грехопадение. Спустя много лет, на суде, Фрэнсис скажет, что самый звёздный его подопечный начал баловать допингом с двадцатилетнего возраста. И по сей день достоверно неизвестно, надоумил ли кто-то Джонсона употреблять запрещённые препараты или он решил делать это по свой воле. Но станозололовый след красной лентой прошёл через всю его блестящую карьеру…

 

В середине восьмидесятых публика была приятно удивлена – наконец-то появился бегун, способный бросить вызов Карлу Льюису. Американский спринтер казался непобедимым, и его золото на стометровке в Лос-Анджелесе на Олимпиаде-84 было не более чем частью обязательной программы. Но рядом с чемпионом и девятнадцатилетней американской сенсацией по имени Сэм Грэдди на пьедестале почёта оказался Джонсон, который котировался до стартов совсем невысоко. Доселе в его активе была лишь парочка медалей на малозначимых турнирах, а чемпионат мира-83 в Хельсинки канадец провалил. Однако в Калифорнии было положено начало великому противостоянию.

 

Льюис оставался непобедимым ещё на протяжении года, после чего Бен начал выходить на первый план. Он планомерно улучшал своё время, периодически выбегая даже из десяти секунд, чем начал выводить признанную уже легенду из себя. Карл начинал нервничать, что-то говорил о допинге, но его мало кто слушал. На Играх Доброй Воли-86 в Москве и римском чемпионате мира год спустя Джонсон выигрывал золото без лишних вопрос. После очередного словесного выпада Льюиса канадский спринтер лишь усмехнулся: "Я никогда не принимал близко к сердцу поражения от него, и также не буду печалиться, если появится новый герой, который отодвинет меня на вторые роли. Это всего лишь спорт".

 

Однако сам Джонсон и не подозревал, что маховик уже запущен. В Москве он шёл сдавать допинг-тест с уверенностью, что станозолол не обнаружат. Однако советские медики уже применяли передовую методику одного чешского профессора и нашли следы запрещённого препарата. Однако по старой русской традиции было принято решение поступить в духе "моя хата с краю" – о результатах анализов не сообщили не только вышестоящему начальству, но и самому спортсмену. И уверовавший в свою безнаказанность Джонсон поехал за золотом сначала в Рим, а затем и в Сеул. По иронии судьбы, оборудование в сеульских лабораториях устанавливали и настраивали те самые советские специалисты…

 

"Суд в 1989-м был нужен скорее в качестве информационного повода, поскольку и так было ясно, что Джонсон получит два года дисквалификации и лишится последних наград"

 

… Уже двадцать шестого сентября первые полосы канадских газет снова пестрели фотографиями Джонсона, но интонация публикаций была совсем иной, и заголовок "Почему, Бен?" был единственно возможным из мягких. Большинство канадцев отнеслись к спортсмену весьма снисходительно ("Бенни, конечно, сволочь, но он наша сволочь"), а вот американцы вкупе с мировой общественностью негодовали и жалели обманутого и недобравшего несколько золотых медалей Льюиса. Суд в 1989-м был нужен скорее в качестве информационного повода, поскольку и так было ясно, что Джонсон получит два года дисквалификации и лишится последних наград. А Карл продолжил проигрывать и в отсутствии привычного конкурента. К примеру, на Играх Доброй Воли-90 в Сиэтле он стал вторым на стометровке, пропустив вперёд Лероя Баррела. При этом прославленный атлет всё же завоевал золото, но в прыжках в длину.

 

Джонсон же предпринял попытку вернуться в большой спорт, но это была уже пародия на великого спринтера. В 1993-м в Гренобле он едва не побил мировой рекорд на неолимпийской дистанции 60 метров – не хватило пяти сотых секунды. Однако в том же году он снова был пойман на допинге и дисквалифицирован уже пожизненно. Бену пришлось зарабатывать на жизнь, тренируя знаменитостей вроде Диего Марадоны и сына Муаммара Каддафи, а когда отпрыск ливийского лидера приобрёл акции "Перуджи" и вошёл в правление клуба, канадец некоторое время даже неофициально числился в тренерском штабе умбрийцев. Сейчас же он обитает в Торонто, наслаждаясь обществом родных. А в вышедшей два года назад автобиографической книге Джонсон назвал сеульскую историю "незаконченным делом".

 

Хотя все, да и он сам, прекрасно понимали, что всё было кончено именно тогда. На проваленном допинг-тесте в Москве.

 

Иван Манчев, @Sport.ru

Sport.ru